15 апреля - 130 лет со дня рождения Николая Гумилёва

Приглашаем: литературно-художественная программа, посвященная поэту, ЧАСОВОЙ ЧЕСТИ. 18 апреля, 15:00, актовый зал. Участвуют актёры драмтеатра им. А. С. Пушкина: Николай Яковлев, засл. арт. РФ Виктор Яковлев

В биографии-исследовании «Иосиф Бродский» литературовед Лев Лосев приводит слова Чеслава Милоша - «Ничто в двадцатом веке не предвещало появления такого поэта, как Бродский», - и делает заключение, что явление Бродского было невозможно предсказать. А как можно предвидеть рождение поэта? Поэт является, завладевает умами, проникает в сердца. А потом уже история нам говорит: то была эпоха Гумилёва.

Николай Гумилёв, поэт прекрасного, но трагического Серебряного века. Читая материалы о Гумилёве, заметила, как его современники всегда обращали внимание на его внешность: поначалу полное неприятие, а затем абсолютное пленение личностью. Предлагаю вашему вниманию отрывки из воспоминаний двух «гумилёвок», страстных поклонниц таланта поэта, справедливо считавшими друг друга соперницами.

Ирина Одоевцева («рыжая, с огромным бантом») «На берегах Невы», здесь образ Гумилёва проходит пунктиром по всей книге.

Ольга Гильдебрандт-Арбенина, актриса, художник, чьи акварели восхищали, «косноязычное красноречие» её живописных «дощечек» вызывало признание профессионалов. «Девочка, катящая серсо…», - поэту посвящена отдельная глава.

Многие отмечали особую гумилёвскую стать: он никогда не входил, он всегда «являлся», будто явление существа с другой планеты. И только потом, после общения с ним, поражались его детской незащищённости, его комплексам от общения с аудиторией.

Ирина Одоевцева: «Высокий, узкоплечий, в оленьей дохе, с белым рисунком по подолу, колыхавшейся вокруг его длинных худых ног. Ушастая оленья шапка и пестрый африканский портфель придавали ему еще более необыкновенный вид».

«Он стоял неподвижно, глядя прямо перед собой. С минуту? Может быть больше, может быть меньше. Но, мне показалось — долго. Мучительно долго. Потом двинулся к лекторскому столику у самой рампы, сел, аккуратно положил на стол свой пестрый портфель, и только тогда обеими руками снял с головы — как митру — свою оленью ушастую шапку и водрузил ее на портфель. Все это он проделал медленно, очень медленно, с явным расчетом на эффект».

«Так вот он какой, Гумилев! Трудно представить себе более некрасивого, более особенного человека. Все в нем особенное и особенно некрасивое. Продолговатая, словно вытянутая вверх голова, с непомерно высоким плоским лбом. Волосы стриженные под машинку неопределенного цвета. Жидкие, будто молью траченные брови. Под тяжелыми веками совершенно плоские глаза. Пепельно-серый цвет лица. Узкие бледные губы. Улыбается он тоже совсем особенно. В улыбке его что-то жалкое и в то же время лукавое. Что-то азиатское».

«И вот уже я вижу совсем другого Гумилева. Пусть некрасивого, но очаровательного. У него, действительно, иконописное лицо — плоское, как на старинных иконах, и такой же двоящийся, загадочный взгляд».

«Я тогда впервые испытала странное, никогда и потом не менявшееся ощущение от его косого, двоящегося взгляда. Казалось, что он, смотря на меня, смотрит еще на кого-то или на что-то за своим плечом».

Ольга Гильдебрандт-Арбенина:

«В антракте, проходя одна по выходу в фойе, я в испуге увидела совершенно дикое выражение восхищения на очень некрасивом лице. Восхищение казалось диким, скорее глупым, и взгляд почти зверским. Этот взгляд принадлежал высокому военному с бритой головой и с Георгием на груди. Это был Гумилёв».

«Среди толпы вдруг появился Гумилёв. Его лицо – молодое, до ужаса некрасивое, с Джокондовой улыбкой не то с сарказмом, не то с нежностью…» (Сон, через десятилетия).

Август 1921 г. Умирает Александр Блок, измученный болезнью, и въевшимися в него «ветрами революции»; на рассвете 25 августа расстрелян Николай Гумилёв. Между ними всегда были «человеческие» отношения, хорошие и простые. Как-то Гумилёв сказал, - если бы в Блока стреляли, он бы его заслонил…

Николай Гумилёв заслонил и исчезнувшую Россию, и умирающую культуру

Ирина Одоевцева Памяти Гумилёва

Мы прочли о смерти его,

Плакали громко другие.

Не сказала я ничего,

И глаза мои были сухие.

А ночью пришел он во сне

Из гроба и мира иного ко мне,

В черном старом своем пиджаке,

С белой книгой в тонкой руке.

И сказал мне: «Плакать не надо,

Хорошо, что не плакали вы.

В синем раю такая прохлада,

И воздух тихий такой,

И деревья шумят надо мной,

Как деревья Летнего сада». 1921

Нина Яковлева