Подчас кажется, что литература non-fiction существует для того, чтобы распутать читателю сложные ходы художественного произведения или завихрения мировой истории.
В нашем фокусе:
Юрий Слёзкин. Дом правительства. Сага о русской революции.
«В годы первой пятилетки советское правительство построило социалистическое государство и плановую экономику. Тогда же оно построило себе дом. Дом правительства располагался на Болоте и состоял из одиннадцати корпусов различной высоты, окружавших три сообщающихся двора с фонтанами посередине».
Людмила Улицкая. Детство сорок девять.
«…мы с Володей Любаровым (худ. книги – Н.Я.) прожили всю жизнь рядом. Родились в одном году, ходили в московские школы с гипсовым кудрявым вождем в вестибюле. Мы ходили на каток, прикручивая к валенкам коньки с помощью оструганных палочек. Играли в лапту, проводили летние каникулы в пионерских лагерях. Обзаводились друзьями-единомышленниками, многих из них провожали в эмиграцию…».
Неужели я настоящий
И действительно смерть придёт?.. Осип Мандельштам
Вдруг мы поняли и осознали. И приблизились годы, и обнажилось Евангельское –
Сказываю вам: в ту ночь будут двое на одной постели: один возьмется, а другой оставится; две будут молоть вместе: одна возьмется, а другая оставится; двое будут на поле: один возьмется, а другой оставится. На это сказали Ему: где, Господи? Он же сказал им: где труп, там соберутся и орлы (Лк.: 34-37)
Этот другой в соотношении вечности останется лишь на мгновение, но все же останется. И это все про нас. Человек ушел, и от него остались предметы быта, и к ним он уже никогда не прикоснется. Боль нестерпимая, боль памяти, с которой остался земной человек…
Если по Бродскому – «Человек есть сумма своих поступков», - то и государство есть сумма своих поступков.
В это нелёгкое апрельское время мы остались наедине с собой. На сегодняшний день нам доступна не только бумажная книга, но и электронные носители. Примечательно, что «книжные порталы» раскрыли свои ресурсы, со многими наша библиотека (ПОУНб) заключила соглашения. Физическая рабочая пауза позволяет набрать наши лёгкие воздухом книг.
Труд Ю. Слёзкина один из тех итоговых книг о судьбе нашего отечества, которые помогают выстроить дуализм мнений в историко-философской парадигме. По прочтении книги: всё ранее читанное об истории страны, - колыбельная младенцу. Написано жёстко-сурово, на основе не только исторических документов, но и на письмах-воспоминаниях-дневниках-пересказах партийных большевиках, тех, кто строил страну будущего коммунизма, тех, кто штыками и плёткой вгонял народ в светлое завтра. Грубое партийное деление на правильных и неправильных писателей выхолащивало творческую инициативу, стреножило художественное воображение. В писательских кругах постреволюционного десятилетия расцвело и утвердилось приспособленчество. Власть дисциплинировала избранных, они получали привилегии, удобную жизнь, расстаться с таким положением было смерти подобно.
Ещё Николай Бухарин далёк от своей секиры, и полон большевистского энтузиазма: «Пережив ужасную гражданскую войну, голод и мор, становится на ноги великая Красная страна, и труба победы зовет призывным зовом рабочий класс всего мира, колониальных рабов и кули на смертный бой с капиталом. Впереди несметной армии идет мужественная фаланга бойцов, в рубцах и шрамах, под славными знаменами, пробитыми пулями и разодранными штыком. Она идет впереди всех, она всех зовет, она всеми руководит. Ибо это – железная когорта пролетарской революции – РКП».
И это писалось, когда страна стояла на пороге голодомора, чудовищных репрессий, когда власть, к которой Николай Иванович был причастен, изживала свой народ. Из книги: «Захватив власть, выстроив административный аппарат и вознаградив себя системой привилегий и горшком простокваши, большевики принялись писать воспоминания».
А в какой блаженной истоме пишет коммунист Владимир Адоратский о своём пребывании в санатории: «соляно-щелочные ванны с пузырьками на теле, только очень мелкими и редкими», питьевая вода натощак из источников № 4 и № 20, «гальванизация позвоночника» («щипет весьма приятно, потому что по тебе бежит мелкая рябь»), электрический душ («тоже приятное невидимое поливание»), углекислые ванны («по всему телу пузырьки» и «газ прямо в нос»), «циркулярный душ» («из трубочных обручей хлещет вода, так что всего обдает мелкими струйками») и душ Шарко («Из пожарной кишки со свистом шпарит вода, и этой-то струей тебя бьют по ногам, по пузу, по груди, по боку, по заду снизу вверх минуты две… Это свирепое удовольствие. Тело опосля этого красное аки кумач» (Гл. «Новый град»). И это в стране, где крестьянство хрипит и задыхается от продразвёрстки!
Слёзкин говорит о разобщенности страны, где власть жила, питалась утопией и цинизмом, народ приспосабливался к новой жизни, надеясь выжить.
Из главы «Линия партии»: «Вожди не могли работать вместе, потому что не могли договориться о том, кто должен руководить руководителями»; «Партия захватила власть в огромной империи, жители которой ничего не знали о большевизме».
Я не ставлю себе задачу анализа книги Юрия Слёзкина, хочу лишь обратить ваше внимание на своевременность этой работы. Добавлю, что «Дом правительства» это прямая аналогия с романом Юрия Трифонова «Дом на набережной». Это то самое помпезное строение архитектора Бориса Иофана, призванное олицетворять большевистское «тысячелетнее царство». На протяжении всей советской власти в этот дом въезжали жильцы, чтобы затем бесследно исчезнуть и с его этажей, и из земной жизни.
Удивительным образом закольцевала моё чтение, - Людмила Улицкая «Детство сорок девять». Сборник рассказов был издан в 2012 г., поистине полноценный совместный труд с художником Владимиром Любаровым. Эти рассказы, сердце и душу рвущие, настолько живые, что кажется, нет в них художественного вымысла, а что продолжают они долгий-долгий трагический рассказ о жизни и судьбе нашей многострадальной родины. И словно подтверждая, что я по прежнему здесь, в этой стране, с улицы неожиданно доносится: Господи, Иисусе Христе Сыне Божий, помилуй мя…
Иисусову молитву выпевает высокий женский голос: так реальность напоминает апрель 2020 года, - коронавирус, карантин, пандемия.
Нина Яковлева