Революция губит лучших,
Самых чистых и самых святых,
Чтоб, зажав в тенетах паучьих,
Надругаться, высосать их. (Макс Волошин)

29 марта 2018 г., 14.15, БиблиоТеатр «Прямая Речь» Регионального Центра Чтения приглашает на литературно-художественную программу просветительского направления «Читаем Революцию». Участвует засл. арт. РФ Виктор Яковлев.

Вот и наступило время столетия октябрьской революции, или большевистского переворота. Но наступило ли осмысление произошедшего? Если «да», то когда? Архивные документы открылись в постперестроечные годы. Свидетельства страшных лет страны. Но многие ли хотят знать правду?

Лингвист Вячеслав Иванов сказал на лекции: «Испытания нужны, для того, чтобы понимать, что такое жизнь». Наша страна – Россия – Советский Союз – Россия в XX веке пережила тяжелейшие испытания, жизнь и судьба её граждан отражается в радости побед и горечи поражений. Россия, выйдя из красоты Серебряного века, пройдя годы сталинской действительности, испытав кошмар и ужас Великой Отечественной войны, явила тип советского человека. Такое заключение сделал историк, писатель Кирилл Кобрин по прочтении повести Игоря Вишневецкого «Ленинград» (лауреат премии «НОС»-2012). Зарождение советского человека приходится на бурные революционные годы.

1917 год – время двух российских революций, перечеркнувших 300-летие династии Романовых.

В новой программе задействованы исторические документы, мемуары, ставшие классикой мировой литературы.

Вл. Набоков, Другие берега: «…эра кровопролития, концентрационных лагерей и заложничества началась немедленно после того, что Ленин и его помощники захватили власть. Зимой 1917-го года демократия еще верила, что можно предотвратить большевистскую диктатуру. С раздирающей душу угрюмой яркостью помню вечер в начале следующего лета, 1917-го года, при последних вспышках еще свободной, еще приемлемой России. … С одной стороны полотна, над синеватым болотом, темный дым горящего торфа сливался с дотлевающими развалинами широкого оранжевого заката. Интересно, мог ли бы я доказать ссылкой на где-нибудь напечатанное свидетельство, что как раз в тот вечер Александр Блок отмечал в своем дневнике этот дым, эти краски. Всем известно, какие закаты стояли знаменьями в том году над дымной Россией….»

Британский писатель, историк и философ Томас Карлейль еще в XIX веке скажет: «Всякую революцию задумывают романтики, осуществляют фанатики, а пользуются ее плодами отпетые негодяи». Это будет повторять Отто фон Бисмарк, рейхсканцлер Германии.

В ноябре 1919 года Михаил Булгаков спрашивает: что же будет с нами? Этот вопрос сопровождает нас долгие-долгие годы. «Теперь, когда наша несчастная родина находится на самом дне ямы позора и бедствия, в которую ее загнала «великая социальная революция», у многих из нас все чаще и чаще начинает являться одна и та же мысль. Эта мысль настойчивая. Она — темная, мрачная, встает в сознании и властно требует ответа. Она проста: а что же будет с нами дальше? Настоящее перед нашими глазами. Оно таково, что глаза эти хочется закрыть. Не видеть! Остается будущее. Загадочное, неизвестное будущее. В самом деле: что же будет с нами?..»

С особой выразительностью революционные события проявились в поэзии. Экспрессия Маяковского (Мы идём//революционной лавой.//
Над рядами//флаг пожаров ал), опустошенность Блока (В белом венчике из роз —//Впереди — Исус Христос), отчаяние Зинаиды Гиппиус (Повалили Николая,//Ждали воли, ждали рая —//Получили рай://Прямо помирай), трагическая обречённость Марины Цветаевой (И страшные мне снятся сны://Телега красная,//За ней — согбенные — моей страны//Идут сыны)…

Владимир Маяковский, из некролога на смерть Блока: ...Помню, в первые дни революции проходил я мимо худой, согнутой солдатской фигуры, греющейся у разложенного перед Зимним костра. Меня окликнули. Это был Блок. Мы дошли до Детского подъезда.
Спрашиваю: "Нравится?" - "Хорошо", - сказал Блок, а потом прибавил: "У меня в деревне библиотеку сожгли".

Столетие русской революции встречаем мы, рождённые в СССР, встречаем мы, рождённые в другой России.

Василий Розанов:

«С лязгом, скрипом, визгом опускается над Русской Историей железный занавес.

- Представление окончилось.

Публика встала.

- Пора одевать шубы и возвращаться домой.

Оглянулись. Но ни шуб, ни домов не оказалось».

Нина Яковлева