В бесконечной галактике сияет звезда Роберта Рождественского: в 1997 г. имя поэта присвоено малой планете, зарегистрированной в международном каталоге малых планет под № 5360.

Роберт Рождественский родился 20 июня 1932 г., в эти дни отечественная культура отмечает 85-летие поэта, а мы без него уже двадцать три года, - Роберт Иванович умер в Москве 19 августа 1994 года от инфаркта, похоронен в Переделкино.

Писать начал рано. Первое потрясение, - уход отца на фронт: «…я его в последний раз увидел, когда отцовский эшелон на 10 минут остановился в Омске. Увидел почти в полной темноте на грузовом перроне. Мне было непривычно его видеть, и я чего-то жалко лепетал и плакал». Так и осталась в нём эта детская затаённость, некая память детства, которая в творчестве преломилась в память человечества. Тогда в газете «Омская правда» публикуется его первое стихотворение «С винтовкой мой папа уходит в поход…». Это было 8 июля 1941 года, сочинение в редакцию принес школьный учитель Роберта.

Мальчика назвали в честь революционера Наркома земледелия СССР Роберта Эйхе. Он, рождённый в 1932 г., воспитан в духе патриотизма, верности идеалам коммунизма-ленинизма, в вере советскому вождю Иосифу Сталину. «…я тогда был верующим - верующим Сталину, в Сталина. Это была именно Вера - со своими святыми, мучениками, заповедями. У нас тогда даже клятва была мальчишеская во дворе: «Честное ленинско-сталинское всех вождей». Мы были счастливы счастьем незнания».

Признаться, долгое время Рождественский воспринимался, как «комсомольский глашатай»: его поэтические цитаты расходились по газетам жизнеутверждающими речёвками, бравурные строки воспевали многочисленные стройки, рекорды. И только с годами поэт вдруг распахнулся своей пронзительной лирикой, и я стала читать другого Рождественского.

Мы росли — //поколение// рвущихся плавать.// Мы пришли// в этот мир,// чтоб смеяться и плакать,// видеть смерть// и, в открытое море бросаясь,// песни петь,// целовать неприступных красавиц!

Тогда же по-другому зазвучала его гражданская поэзия. Как-то растворилась вся эта «лозунговость», проступили мужественность, волевое нравственное начало.

Знаю я:// мы однажды уйдем// к тем,// которые сраму// не имут.// Ничего// не сказав.// Не успев попрощаться...// Что// с того?// Все равно: это// — слышишь ты?— //счастье.// Сеять хлеб// на равнинах,// ветрами продутых...// Жить взахлеб!// Это здорово кто-то придумал!

С любимой женой Аллой встретятся студентами, и проживут долгую счастливую жизнь:

Мы совпали с тобой,

совпали

в день, запомнившийся навсегда.

Как слова совпадают с губами.

С пересохшим горлом –

вода.

Ценил и любил семью, своих дочерей Екатерину и Ксению.

Человеку// мало// надо.// Лишь бы дома кто-то// ждал.

Его всегда ждала домашняя обитель, - и после триумфа и после опалы, и в тяжёлые годы разочарований, когда рухнувший «тяжёлый занавес» разворотил все коммунистические идеалы, обнажив цинизм и лживость власти. Стал невостребованным, но ни с кем не выяснял отношений, избегал посиделок, споров. Ушел в свой мир.

Будем горевать в стол.
Душу открывать в стол...
Будем голосить в стол.
Будем сочинять в стол...
И слышать из стола стон...

Но жизнь продолжалась, работы было много. Даже когда в 1990 г. врачи вынесли приговор – рак головного мозга – говорил в интервью: «Да нормально, старик. Работаю. Много работаю…»

В годы перестройки активно включился в дело реабилитации Осипа Мандельштама; добился открытия Дома-музея Цветаевой в Москве. Был председателем Комиссии по литературному наследию Осипа Мандельштама и Марины Цветаевой.

С друзьями разговаривал стихами. Булату Окуджаве:

Я шагал по земле, было зябко в душе и окрест.

Я тащил на усталой спине свой единственный крест.

Было холодно так, что во рту замерзали слова.

И тогда я решил этот крест расколоть на дрова.

И разжег я костер на снегу.

И стоял.

И смотрел,

как мой крест одинокий удивленно и тихо горел...

А потом зашагал я опять среди черных полей.

Нет креста за спиной...

Без него мне

еще тяжелей.

Друзья поэта говорят о его порядочности, искренности в дружбе, доброте, готовности помогать. Даже безжалостный Василий Аксёнов всегда говорил о нём с уважением и благодарностью.

Странное дело, Рождественского многие считали т.н. «официальным» поэтом, более того, купленным советской властью, но он открыто дружил с неугодными этой власти, никогда не предавал друзей. Своим стихотворением «Да, мальчики» бросил вызов Николаю Грибачёву, который обвиняя поэтов-шестидесятников в попрании заветов отцов, написал гневное стихотворение «Нет, мальчики». На то время Николай Грибачёв занимал серьёзные государственные посты, вступать в конфронтацию с ним было небезопасно. Но стихотворение было прочитано.

Да, мальчики,
выходим в путь негладкий!
Боритесь
с ложью!
Стойте на своем!
Ведь вы не ошибетесь
в самом главном.
В том флаге, под которым мы живем!

На встрече писателей и поэтов с Никитой Хрущевым, последний в бешенстве кричал: «Товарищ Рождественский, пора вам встать под знамена ваших отцов!». После этого наступила опала, на какое-то время пришлось уехать из Москвы в Киргизию. Подрабатывал переводами стихов местных поэтов на русский язык. Из Фрунзе пишет жене: «Выхожу один я на дорогу, Предо мной которая легла. Ночь тиха, пустыня внемлет Богу... Это все нам партия дала».

После смерти Владимира Высоцкого стал председателем комиссии по литературному наследию Владимира Высоцкого, и составителем первой изданной в СССР книги стихов поэта «Нерв» в 1981 году.

Поколение Роберта Рождественского, т.н. «шестидесятников», не брали на себя роль учителя жизни, просто они претворяли искусство в жизнь. Искусство способно обновляться, изменяться, но управляется оно вечными законами бытия. Природа распознаёт себя в искусстве, а когда дух художника привносит нечто своё, тогда его творчество остаётся на земле живым.

Кто в веках уцелел?

Разберись

в наслоенье мотивов!..

Приглашаем в библиотеку, знакомьтесь с литературой, узнавайте творчество знакомых и незнакомых писателей.

Нина Яковлева