Экспертный совет Международной ярмарки интеллектуальной литературы non/fictio№16 посвящает нынешнюю ярмарку памяти Бориса Владимировича Дубина - переводчика, социолога, гражданина, ушедшего из жизни в августе этого года. Его уход из жизни не уменьшил влиятельности его работы. Русские читатели все так же знакомятся с Борхесом, Ханной Арендт, Сьюзан Зонтаг, Беккетом, Бланшо, Чораном, Милошем, французскими и польскими поэтами при его посредничестве. Его работы по социологии (в том числе – по социологии чтения и социологии культуры) продолжают оставаться путеводной звездой для размышлений о судьбах России. Предлагаем Вашему вниманию 10 non-fiction книг от Бориса Дубина.

"Лауреат множества наград за перевод и эссеистику (в их числе старейшая независимая литературная премия имени Андрея Белого), кавалер ордена Заслуг французской республики, он был исключительно скромен и бежал восхвалений. До самого конца необыкновенно много работал.Борис Владимирович при жизни находился в самом средоточии той работы, которую мы считаем главной для non/fictio№" (Экспертный совет Международной ярмарки интеллектуальной литературы non-fiction№16).

Борис Владимирович Дубин: «Мой «список из десяти» – ни в коей мере не репрезентативный реестр лучшего на все времена (для этого нужно было бы знать все или хотя бы все самое важное, а я сегодня никак не всеядный и всеобъемлющий читатель модели советских шестидесятых-семидесятых годов, каким тогда, среди многих других, был). Перед вами попросту перечень тех относительно последних по времени выхода и приобретения изданий non-fiction. Это синхронный срез – по составу он более или менее случаен, но в совокупности, кажется, образует вполне определенную структуру. По-моему, главный смысловой мотив невольно получившегося узора – современность и, конечно же, ее изнанка – история. Способом получения такого списка, среди прочего, предопределяется тот понятный факт, что несколько вошедших в него книг представляют собой такой же «срез» (любимая Борхесом фигура mise en abyme): они составлены из отдельных текстов более или менее одного времени, неожиданно получающих новый – и гораздо более общий, глубокий и острый – смысл в рамках условного целого, композиции книги".

Таковы для Бориса Владимировича следующие книги:
1. С. Гедройц. Гиппоцентавр, или Опыты чтения и письма.

С. Гедройц – это, собственно, Самуил Аронович Лурье. В книгу вошли 135 рецензий на новые книги, опубликованные петербургским филологом в журнале «Звезда» в 2007–2009 годах; по итогам 2011 года книга отмечена почетным дипломом премии И.П. Белкина в номинации «Станционный смотритель», а ее автор назван лучшим критиком.Это не академическое литературоведение и не глянцевая журналистика, а тексты, отражающие отношения человека, общества и времени.

2. Ревекка Фрумкина. Сквозь асфальт

Продуманно скомпонованный и изобретательно рубрицированный сборник журнальных рецензий и обзоров за несколько недавних лет становится не только биографией самого автора, крупного ученого-лингвиста, но и историей российского интеллектуального слоя в ХХ веке. Стимулом для написания собранных в этой книге эссе и статей известного лингвиста и психолога P.M.Фрумкиной служили преимущественно книги. Автор стремился ввести жизнеописания своих героев и проблематику их трудов в культурный контекст современности, высветив "крупным планом" иногда самих героев, иногда - время, когда они жили.

3. Адам Михник. Антисоветский русофил

В такую же автобиографию, как у Ревекки Фрумкиной, а вместе с тем историю Польши и, больше того, всей Центральной и Восточной Европы в их трудных взаимоотношениях с Россией последних десятилетий превращается сборник статей видного лидера польской оппозиции коммунистических времен, первого журналиста страны.

4. Ханна Кралль. Опередить Господа Бога
Польша ХХ века, а точнее времен восстания варшавского гетто в 1943 году, предстает в небольшой, но сверхъемкой книге. В ее основу легли беседы королевы польского репортажа с легендарным руководителем еврейского сопротивления Мареком Эдельманом; чуть раньше вышла еще одна построенная на разговорах с Эдельманом документальная книга Паулы Савицкой «И была любовь в гетто» (Москва–Иерусалим: Мосты культуры; Гешарим, 2010).

"Жесткая документальность зрения и как будто бы оледеневшего до абсолютной бесстрастности повествования отличает две следующие позиции моего списка" (Борис Дубин):

5. Лидия Гинзбург. Проходящие характеры. Проза военных лет. Записки блокадного человека
Выдающийся историк русской литературы XIX–XX веков, ученица Тынянова, Шкловского и Эйхенбаума Лидия Гинзбург от одной посмертно изданной книги к другой открывается как уникальный аналитик советской цивилизации на ее глубочайших переломах и в крайних положениях – ее поднятая теперь из архивов проза встает в ряд с «Колымскими рассказами» Шаламова и самыми пронзительными свидетельствами европейского Холокоста.

6. Александр Черкасов. Судьба неизвестна
Свод документов нашего совсем недавнего прошлого также посвящен экстремальным ситуациям. Герои книги – жители Чеченской республики, задержанные представителями федеральных силовых структур в ходе вооруженного конфликта и бесследно исчезнувшие или убитые. Документы охватывают несколько месяцев 1999–2000 года, большинство жертв – семидесятых годов рождения, фотографии некоторых можно увидеть; сборник посвящен памяти погибшей правозащитницы Натальи Эстемировой. Борис Дубин об этой книге сказал: "Мало что страшнее я в своей жизни читал".

7. Пол Кривачек. Идишская цивилизация: становление и упадок забытой нации.

Монография Пола Кривачека связана с темой жизни и гибели центрально- и восточноевропейского еврейства. Английский журналист венского происхождения в своих очерках, сборник которых в 2006 году был назван газетой «Санди телеграф» книгой года, восстанавливает восьмивековую историю евреев Восточной Европы, чьи судьбы вышли далеко за пределы европейской географии.

"В иных рамках, событиях и знаках предстает история в трех последних книгах моего списка" (Борис Дубин):

8. Мишель Пастуро. Символическая история европейского Средневековья
Крупнейший во Франции и известный книгами в России знаток и исследователь геральдики составил из работ разных лет своего рода энциклопедию символических мотивов раннеевропейской культуры. Отдельная глава посвящена меланхолической тоске по Средневековью в сознании романтика и визионера новейшего времени Жерара де Нерваля.

9. Карин Юханнисон. История меланхолии
Целиком этому чувству неизлечимой тоски по былому и невозвратимому, которое, кажется, по пятам сопровождает Европу эпохи современности, отдана книга шведской исследовательницы Карин Юханнисон. "Надеюсь, читатели не пропустят страниц, посвященных отцу-основателю социологии Максу Веберу и барочному полиграфу, нидерландцу Каспару Барлеусу, он же – ван Баарле", отмечает Б. В. Дубин.

10. Ольга Седакова. Апология разума
К очеркам, составившим одноименную книгу 2009 года, здесь прибавилось развернутое эссе о гетевских мотивах в лирике и прозе Пастернака, главный из которых – творческая сила, понятая как дар и завет деятельного участия в истории.

Поговорим о Борисе Владимировиче Дубине!

Он принадлежал к уходящему поколению настоящей советской интеллигенции: образованный, блестяще владеющий несколькими языками, тактичный к собеседникам, уважающий и их взгляды, и одновременно собственные принципы. Классикой стали его переводы Борхеса, исследования в области социологии литературы и исторической памяти. Борис Дубин сумел реализовать себя сразу в нескольких ипостасях, круг его научных и публицистических интересов был чрезвычайно широк - от творчества Хорхе Луиса Борхеса до восприятия Великой Отечественной войны советским обществом.

«Что его отличало в общественном поле – он был связным самых разных сред: литературных, научных, общественных, культурных, где представлял разные значения разных сторон, - рассказывает Лев Гудков, многие годы работавший с Дубиным сначала во ВЦИОМе, затем в Левада-центре. - Для того чтобы играть такую роль, чтобы соединять такие разные сферы, нужно обладать колоссальной эрудицией и заслужить авторитет во всех этих сферах».

Б. В. Дубин был близок к поэтам неофициальной группы СМОГ («Самое Молодое Общество Гениев»), которую организовал Леонид Губанов, и до 1970-х печатался в самиздате. С «молодыми гениями» дружил Венедикт Ерофеев, к ним примыкал Саша Соколов. Первыми открыто опубликованными переводами Дубина стали несколько стихотворений французского поэта Теофиля Готье. Он переводил с английского, испанского, французского и португальского языков. Польский выучил для того, чтобы перевести стихи Кшиштофа Бачинского, а потом и нобелевского лауреата Чеслава Милоша. Среди работ Дубина: переводы стихов и прозы Аполлинера, испанского драматурга Кальдерона, поэта Федерико Гарсиа Лорки, мексиканского поэта и лауреата Нобелевской премии Октавио Паса. Дубин работал над эссеистикой Ханны Арендт, философа и основоположника теории тоталитаризма, и над теоретическими сочинениями художественного критика Сьюзен Зонтаг.

Пятнадцать лет, с 1970 по 1985 год, Дубин работал в Ленинской библиотеке, и именно ему мы обязаны блестящими переводами на русский язык «главного библиотекаря мировой литературы» Хорхе Луиса Борхеса. «Борхес был главной любовью его жизни, и это особенно трогательно, потому что этот автор не предполагает таких горячих чувств, - размышляет поэт Дмитрий Быков. - Он холодное и отстраненное явление в литературе. Но Дубин относился к нему с жарким человеческим сочувствием и любовью. Лучше всего ему удавались переводы борхесовской поэзии - довольно герметичной, я бы сказал, посмертно страстной: внешне она довольно холодна, а внутри неё клокочут сожаления, досада на даром прожитую жизнь. В ней чувствуется трагедия хорошо воспитанного человека. И сам Дубин был таким же хорошо воспитанным человеком - очень закрытым, безупречно корректным, просвещенным. Борхес у него расцвел красками полнозвучного русского стиха. Конечно, Дубин был первоклассным поэтом, если он так переводил Борхеса».

И все же главным делом жизни Дубина были не переводы, а социология, в том числе социология литературы. Он интересовался тем, как социальные проблемы отражаются в литературе, занимался изучением литературного процесса, классики, как организующего ядра литературы и культуры. Вместе с Абрамом Рейтблатом провел уникальное исследование фактически всех рецензий, опубликованных в отечественных журналах с 1820-х по 1970-е гг.

"Дубин принадлежал к крохотному числу людей, выполняющих в нашей стране редкую и вместе с тем чрезвычайно важную для России культурную функцию «человека-института». Это человек, деятельность которого разворачивается по столь разным направлениям, что современники говорят: «Казалось, это было несколько людей, носивших одну и ту же фамилию". (Сергей Козлов).

Этот список 10 non-fiction - память о необычайно гениальном человеке! Читайте! Пусть Вам открывается мир умной, интеллектуальной литературы!

Материал подготовила Антонина Голубева. Региональный центр чтения.