Литературная премия «Национальный бестселлер», объявив short-list, выходит на финишную прямую.
Павел Крусанов. Царь головы;
Ксения Букша. Завод "Свобода";
Владимир Шаров. Возвращение в Египет;
Марат Басыров. Печатная машина;
Владимир Сорокин. Теллурия;
Сергей Шаргунов. 1993: Семейный портрет на фоне горящего дома.

Задуманный Виктором Топоровым, ныне покойным, «Нацбест» изначально был направлен на поиск новых имен, неожиданных талантов. (Об истории премии, её лауреатах см. здесь, в рубрике «Литпремии»).
Новые имена всегда в пути, а открытия «старыми» именами вечных тем даёт повод к разговору. Все настойчивее говорят не только об извечном кризисе литературы, но и об упрощении читательского восприятия. А сами читатели уже с готовностью морщатся от некоторых имён.
Владимир Сорокин представляет свою третью антиутопию «Теллурия» (до этого – «День опричника», «Метель»).
Антиутопия всегда с хлёстким ветром сатиры, всегда живой, всегда ко времени. Питерский поэт Елена Пудовкина замечательно сказала:
Я ж повторю, что нет страшней страны,
Страшнее и любимее, чем эта,
Где через век – не чаянья поэта,
А вымыслы сатирика верны.
Книги В.Сорокина сливали через гипертрофированный унитаз перед Большим театром, о его письме говорят с отвращением и злобой. Даже «Библиотекарь» Михаила Елизарова (лауреат «Русского Букера»-2008) с пародийным расчленением и смакованием насилия не вызвал той бури и натиска, каким подвергается творчество Сорокина. Трудно припомнить другого такого писателя, который получал бы такие пощечины злобных перьев и слов. Однако, жизнь его вне поля ненависти, и по натуре он – человек мира. Его интервью - без вычурности, без претензий. Его жизнь и работа – литература: У книги большой опыт жизни с человеком. Книга нужна, от нее идет некое метафизическое тепло. И с интересом читаешь тех, кто пытается анализировать и осмыслять Сорокина. Ирина Прохорова его темы обозначила через «процесс распада просветительской парадигмы». Алексей Навальный раскрыл сорокинскую сверхзадачу: «Он пишет о том, как общественное сознание может замещать реальность даже в течение жизни нескольких поколений».
Тем временем, Сорокин цитирует Яна Сатуновского:
Поэзия - не пророчество, а предчувствие.
Осознанные предчувствия НЕДЕЙСТВИТЕЛЬНЫ.
А вослед хуле заметит: Мимо проезжают три грузовика с подмосквичами в желтых робах. («Теллурия»)
И ты подумаешь: Я ж совсем недавно видел тот грузовичок, а там, оказывается, подмосквичи...
Да, улыбайтесь, господа, улыбайтесь!
Фотография сорокинского кабинета. На его красивом письменном столе лежат камни, которые он привозит из разных мест. А вдруг там спрятался и наш, псковский? «Для меня главное, чтобы вещи были не противные на ощупь. Рубашка может быть с пальмами и с попугаями — не важно. Главное — чтоб не противная, с душой. Я как-то под Псковом на берегу озера нашел большой камень. Там лежал десяток камней, но мне понравился только один, я даже привез его в московскую квартиру. Я помню, как его поднял и понес до машины. Такие вещи я люблю — предметы, от которых идет тепло памяти». http://esquire.ru/wil/vladimir-sorokin

Один из лидеров short-list-2014 - Сергей Шаргунов с романом «1993: Семейный портрет на фоне горящего дома».
Шаргунов – писатель активной гражданской позиции. За плечами - факультет журналистики Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова (международное отделение, телевизионная группа). Его знаменитая фраза: "Меня разрывают на части быки 'литературы', 'политики', 'журналистики'". Но уже в интервью от 2009 г. признаётся: Территорий свободы остаётся литература. Она обеспечивает автору своего рода метафизическое алиби.
«1993» - роман-осмысление поставил извечные русские вопросы «Что делать?» и «Кто виноват?». Ненасытные «русские грабли» смеются над кругами истории, а человек превращается в подопытную биологическую массу. На каждом историческом этапе государственный механизм подминает под себя человека, многозначительно кричит мандельштамовское:
Прославим власти сумрачное бремя,
Её невыносимый гнёт.
Шаргунов говорит о катастрофической разобщённости людей. Ложь в семье и в обществе рождает трагическое противостояние. Перманентная внутренняя духовная гражданская война не оставляет надежды на выздоровление общества. Но личная «отзывчивость на происходящее» прорастает у писателя литературными образами, они отражают время:
В ком сердце есть – тот должен слышать, время,
Как твой корабль ко дну идёт. О. Мандельштам
Я готов быть убитым. Я своё отбоялся. Лишь бы вы не жили в страхе, как мы жили. Так говорит «пожилой человек в голубой вязаной шапочке, похожей на детский чепчик» с одной стороны баррикад, а с другой стороны несутся призывы к битве, штурму, горланят «Вихри враждебные», старухи с кастрюлями борща вопят за Анпилова, за Баркашова. Смута 90-х...
Сергей Шаргунов один из немногих писателей, который всегда увлечённо и с интересом говорит о своих коллегах: В литературе всегда просторно, в ней всем есть место.
Удивляйтесь, господа, удивляйтесь!
Нина Яковлева, региональный центр чтения