«Большая книга» - 2012 назвала победителей – «Мой лейтенант»

Даниил Гранин: Я видел, как время унесло меня от этого поколения

Даниил Гранин сегодняшних дней разговаривает с тем лейтенантом Великой Отечественной, жизненным юнцом, кинутым в свинцовую воронку беспощадной войны, где остаться живым – уже было чудом. Вспоминая радостные моменты жизни и неизбывно горькие, замечает: «Какими все-таки мы были продуктами культа».

В 90-е годы прошлого столетия Виктор Астафьев выпускает роман поколения «Прокляты и убиты». Ох, и пинали писателя со всех сторон: коммунисты, патриоты, защитники Родины, стагнирующие обыватели, - ложь, клевета на великую страну, марание советского воина. Да нет, товарищи-новые господа, это лишь страшная действительность нашей истории. Отношение государства, власти к своему народу как к пушечному мясу, как к регенерирующей ткани, - бабы нарожают, они умеют.  Новый роман Даниила Гранина продолжает тему правды Виктора Астафьева, той правды, которая и есть настоящая память всех убиенных воинов.

«Мой лейтенант»:

Наша  война была другой — корявой, бестолковой, где зря гробили людей, но это не показывали и об этом не писали. Мой лейтенант ненавидел немцев и терпеть не мог свою шушеру в штабах. В кино генералы были без хамства, не было пьяных, не было дураков. Он не понимал, как из всего варева ошибок, крови, из его трусости, невежества, фурункулеза, как, несмотря на все это, они вошли в Пруссию.

Гибли наши дети-солдатики и в Афганистане, исполняя какой-то интернациональный долг, и в Чечне, когда  экс-министр обороны  Павел Грачев, посылая людей на  верную гибель, кричал на правозащитника Сергея Ковалева:  - Мальчики умирают с улыбкой на губах, а этот… Уже упокой душу раба Божьего Павла, а все так же Сергей Адамович отстаивает права, честь и достоинство своих сограждан.

«Мой лейтенант»:

В конце апреля 1942 года я заболел цингой. Это было хуже, чем голод, зубы сперва зашатались, затем стали выпадать. Хлеб жевать невозможно, приходилось сушить, сухари сосать. Цингой болела большая часть батальона. Из полковой санчасти рекомендовали зубы, которые выпадали, обратно всовывать, они иногда приживались. Мы страдали не так от голода, как от цинги. Затем уже от чирьев, вшей и морозов.

Его лейтенант держит клочок земли перед блокадным Ленинградом:  Павловск-Пушкин-Пулково-Кузьмолово. Оказываясь в осажденном городе, видит ту же беспомощность человека перед военной машиной.

«Мой лейтенант»:

8 августа 1943 года Сильный артобстрел. Всюду трупы. Пожарные смывают кровь с мостовой. Снаряд попал в больницу — все перековеркал, всех, лежавших на койках. Плакаты: «Уничтожить немецкое чудовище!», «Выше знамя Ленина —Сталина!» Блокада — это Невский, залитый солнцем, и тишина. Полная. Стук метронома усиливает ее. Были дни, когда я понимал людоедство.  Оправдывал. Я весь превращался в пустой желудок, он корчился, вопил от безумного желания жевать что угодно. Мусор, просто грязь, горсть земли, опилки. Исчезла брезгливость. Я вдруг увидел прохожих, это было мясо, скелеты, на которых еще было мясо. Людоедов ловили, забирали, вряд ли их судили, их, возможно, пристреливали. За что? Голод сметает все запреты. Преграды рушатся одна за другой. Ничего не остается. Мужчина сидел на ступеньках подъезда, жевал перчатку. Кожаную. Мутные неподвижные глаза его ничего не видели. На самом деле он уже мертвец, но продолжает жевать. Кожаные пальцы, черные, торчали у него изо рта. Шевелились. Картина эта осталась в памяти навсегда.

Спасибо, писатель! Спасибо за то, что на все времена главным остается СЛОВО.

Нина Яковлева, региональный центр чтения