Цензор Гон Ча Ро,  или Маркиз де Лень.

Когда император Франции Бонапарт Наполеон решил пойти войной на Россию,

в тиши губернского города Симбирска, в купеческой семье 6 (18) июня 1812г родился мальчик,

в крещении нареченный Иоанном. Четыре десятилетия спустя миру явится писатель Иван Гончаров.

Гончаров любил спокойную размеренную жизнь: без шумных компаний, утомительных хождений по редакциям журналов. На словесном отделении Московского университета, куда он поступил в 1831г., одновременно с ним учились В. Г. Белинский, А. И. Герцен, Н. В. Станкевич, М. Ю. Лермонтов, К. С. Аксаков. Студенты были захвачены созданием многочисленных кружков, где горячо обсуждали социально-философские вопросы. Но Гончаров был в стороне от них, всецело отдаваясь самому процессу учения. 27 сентября 1832г.  университет  посещает А.С.Пушкин. "...Для меня точно солнце озарило всю аудиторию: я в то время был в чаду обаяния от его поэзии; я питался ею, как молоком матери; стих его приводил меня в дрожь восторга. На меня, как благотворный дождь, падали строфы его созданий ("Евгения Онегина", "Полтавы" и др.). Его гению я и все тогдашние юноши, увлекавшиеся поэзиею, обязаны непосредственным влиянием на наше эстетическое образование".

За свою долгую жизнь написал всего три романа: «Обыкновенная история», «Обломов», «Обрыв». Никогда не был женат, служил главным цензором, приобретя на этом поприще довольно сложную репутацию, - часто эта должность a priori воспринимается негативно.

Александр Герцен написал фельетон «Необыкновенная история  цензора Гон Ча Ро», представляя его как китайского цензора.

Но, тем не менее, благодаря именно цензору Гончарову были напечатаны «Село Степанчиково» Достоевского, «Демон» Лермонтова, «Записки охотника» Тургенева; вместе с Петром Вяземским Гончаров пробивал очерк А.Пушкина «Александр Радищев».

Понятие «обломовщина» становится именем нарицательным, ассоциируясь с абсолютной ленью и обжорством. Литературовед Дмитрий Бак предлагает и обосновывает иной подход к Илье Ильичу Обломову. «Есть смысл слово «лень» заменить другими словами  - «недеяние», «недействование». Слово «лень» имеет ярко выраженный негативный оттенок. Лежанье у Ильи Ильича не было ни необходимостью, как у больного или как у человека, который хочет спать, ни случайностью, как у того, кто устал, ни наслаждением, - это было его нормальным состоянием». Социально пульсирующий публицист Николай Добролюбов на полтора столетия закрепил за романом свою статью «Что такое обломовщина?». В школах, вузах знание этой работы обязательно при изучении «Обломова». Вторая половина 19 в. это начало великих реформ, само время диктует людей энергичных, цельных, готовых к поступку, а нам являют человека в халате с размеренной жизнью, обязательным послеобеденным сном, плавно переходящим в вечерний. Этого и не принимал Добролюбов, усмотрев в романе лишь зарисовку частной жизни на фоне бурной  общественной ситуации в России  конца 50-х гг. С точки зрения Добролюбова, Обломов не состоялся ни как гражданин, ни как человек, -  Илья Ильич лежит на диване, возвращается в свою Обломовку, где события раз и навсегда состоялись. Это его жизнь, она ему удобна и привычна, и менять ее он не собирается.  И, продолжая литературоведческую линию Дм. Бака, необходимо обратить внимание на следующее. Если бы роман нес сугубо социально-риторический характер, он не был бы востребован через 100-150 лет. «Роман Гончарова построен как притча не только о русском характере, но характере вообще. Это герой, который как бы теоретически создан Гончаровым. Человек, который сознательно не действует. Обломов это человек, который лишен стимула к действию, и все, что происходит вокруг, он воспринимает по самой высокой планке. Итоги жизни Обломова двусмысленны. Он не совершил ничего великого, но, с другой стороны, не сделал ничего дурного, и навсегда остался в мире своего детства».

Скромный и медлительный в жизни Гончаров многим напоминал своего персонажа. Маркиз де Лень – так называли его близкие.

Сам Гончаров балансировал между   Обломовым и  Штольцем.  Время  явило Обломова в другом свете. Оказалось важным смысл прочтения «Обломова» как человека, который несет в себе философское основание бытия.

«Что есть я?» - в каждую секунду думает Обломов.

«Вот  я знаю дату какой-то битвы, а какое это ко мне имеет отношение?»

Из  имения сбежали крестьяне, Илья Ильич недоумевает -  как можно сбежать из того места, где ты живешь. Поэтому Обломов не глядя, попадает в свои домашние туфли, поэтому Обломов так редко сходит с дивана. Женщины у Обломова ассоциируются с домовитостью, размеренным семейным укладом, ему неинтересны страстные возлюбленные, готовые на жертвы во имя высокой цели. Мир Обломовки это изначальный мифологический мир детства, счастья, здесь время течет по кругу, здесь ничего не происходит, здесь нет никаких социальных противоречий,  здесь мир вещественный олицетворяет собой семью, руки мамы, ласковое солнце, летящие качели…  Современное прочтение героев Гончарова подсказало само время. Вторая половина 19 в. выталкивало их из себя, эгоистично не учитывая разнообразия людских характеров и судеб. И Николай Добролюбов выстраивал вполне логичный довод. Илья Ильич — жертва той общей для героя-дворянина неспособности к деятельности, единству слова и дела, которые обусловлены «внешним положением» этого героя — барина-крепостника, с детства, не приученного к труду и в нем не нуждающегося.

Александр Адуев из «Обыкновенной истории» в немой попытке с судьбой непременно стать героем терпит поражение только от того, что ему этого просто не дано.

Предлагаем вашему вниманию отрывок из очерка «Иван Савич Поджабрин». Впервые опубликовано: 1848, с подписью: «Ив. Гончаров» и датой: «1842 г.». В дальнейшем писатель уточнит – Для легкого чтения.

Иван Савич сидел после обеда в вольтеровских креслах и курил сигару. Ему, по-видимому, было очень скучно. Он не знал, что делать. Для препровождения времени он то подожмет ноги под себя, то вытянет их во всю длину по ковру, то зевнет, то потянется, или стряхнет в чашку кофе пепел с сигары и слушает, как он зашипит; словом, он не знал, что делать со скуки. Ехать в театр еще рано, в гостях он быть не любил. В передней храпел слуга, у ног спала собака. Всё сердило Ивана Савича, и эта досада простиралась и  на лакея и на собаку. Иван Савич уже попотчевал двумя пинками Диану, которая сунулась было лизать ему руку. Она, свернувшись, легла на ковер и

чуть-чуть дрожала, только по временам открывала один глаз и искоса поглядывала на своего господина.

- Авдей! - закричал он.

- Че-о изволит... - впросонках пробормотал тот.

- Не храпи! Эк ты храпишь: за две комнаты слышно. Храпенье прекратилось; место его заступила продолжительная, энергическая зевота с прибавочными звуками: ге! ге! ге!

- Не зевай или зевай как следует, про себя! - закричал Иван Савич.

Воцарилось молчание, но ненадолго. Поднялся сухой, продолжительный кашель. Приятель мой пожал плечами.

- Вот, кашлять стал! Не можешь посидеть смирно? А отчего кашель? оттого, что всё по сеням да по двору таскаешься в одном жилете. Говорил тебе: нет, не слушаешься. Ну смотри у меня и спи на дворе, а здесь я кашлять тебе не позволю.

После этого увещания оба замолчали, и Иван Савич опять принялся за свои занятия: за вытягивание и поджимание ног, за стряхивание пепла и проч. Вдруг в зале послышались шаги Авдея. Он явился в кабинет и стал у дверей. То был низенький, плешивый, пожилой человек. Волосы у него на затылке были с проседью.

- Что тебе надо? - спросил Иван Савич.

- Я забыл вам сказать: дворник давеча говорил, что на вас хотят жаловаться...

- Кто? кому? - с испугом спросил Иван Савич.

- Хозяину жильцы.

- Жильцы? хозяину? - Да-с: слышь, женскому полу проходу не даем...

- Цс! что ты, дурак, орешь!

- Да-с. Вон этот чиновник, что против нас живет, - продолжал Авдей, - очень недоволен. Дворник говорит: как, говорит, твой барин со двора, так и жена эвтого чиновника на рынок-с с девкой идет. На что это, говорит, похоже? Муж-то, говорит, раз и пошел следом за вами и видел, говорит, как вы, вишь, вышли из переулка да с ней рядом и пошли, и был, говорит, очень, очень недоволен: ворчал целый день и только к вечеру угомонился, и то от того, что выпил.

- Гм! какой варвар! - сказал Иван Савич, покачав головой, - ну?

- Еще, слышь, булочник жаловался.

Что и сказать – мелочи жизни! Но впоследствии в творчестве Антона Чехова они разовьются в уникальную русскую тему, - жизнь прошла, господа!

Нина Яковлева, региональный центр чтения