В нескольких работах, как "Мысли о Чаадаеве" (1957), или "Шевченко легендарный" и "Еще о шевченковских легендах" (1961), Ульянов писал о предопределяющей воззрения Чаадаева и Шевченко русофобии и антидемократической направленности их творчества - в первом случае, апологетика католической инквизиции, во время казацкой гетманщины. Правда, на защиту последнего выступил с довольно серьезной аргументацией видный представитель второй эмиграционной волны, В. Завалишин, который, давая характеристику ульяновского исследования, писал: "Не секрет, что страсть Ульянова - это карательные экспедиции и публичные экзекуции. Его, как и его духовного предка Писарева, хлебом не корми - только дай ему кого-нибудь выпороть или какой-либо авторитет ниспровергнуть. В этом смысле его статья "Шевченко легендарный" содержит правильные, ценные мысли, но к ним, к огорчению, приходится пробиваться по зыбучим пескам заблуждений, ошибок, кривотолков".

13 мая 1962 г. на собрании, посвященном празднованию 1100-летия государства Российского в New York City College, Ульянов произнес свою знаменитую речь, которая были издана отдельной книгой под наименованием "Исторический опыт России". Предлагая глобальное рассмотрение отечественной истории, он вслед за многими выдающимися учеными "государственной школы" видел в ней, прежде всего, историю государства Российского, где государству, в отличие от Запада, отводил роль единственной дееспособной силы, демиурга русской культуры и общественной жизни. Развивая впоследствии эту идею, он писал: "Русское государство строилось не снизу, а сверху, не с фундамента, а с крыши; не хозяйственно- экономические условия создавали у нас общество и власть, а власть создавала общество и экономику. Другого пути у России не было, она могла возникнуть только так, либо совсем не возникнуть".

В 1963 г. в "Новом Журнале" была напечатана работа "Тень Грозного", где Ульянов подверг разбору историографию проблемы опричнины, включая труды С.Ф. Платонова, С.Б. Веселовского и др. Сам он предложил ее своеобразную интерпретацию - как борьбу царя заодно с царским окружением против собственного же государственного аппарата, мотивированные политикой Ивана IV преобразования абсолютистской модели в деспотическую, что служило ключом и для последующей русской истории, включая в том числе сталинские партийные программы.

В 1964 г. отдельной книгой в Вашингтоне была издана другая работа Ульянова "Северный Тальма", приуроченная к 150-летию взятия Парижа. Это историко-психологическое исследование, посвященное Александру I. Его "комплекс Наполеона", зависть к славе последнего предопределили избранную им внешнеполитическую стратегию, не отвечающую российским национальным интересам, кульминацией чего служил заграничный поход русской армии 1813- 1814 гг. Именно в актерстве, смене театральных масок, популярных в то или иное время, и заключалась разгадка зигзагов его политических пристрастий: в период Конвента и Директории он чуть ли не якобинец, во всяком случае республиканец, после низложения республики, когда из ее идейного арсенала уцелел главным образом конституционализм - он стал ревностным поборником конституционного правления, ну, а когда в посленаполеоновской Европе началось повальное увлечение мистицизмом - он предстал перед миром уже в качестве "Царственного мистика".

В следующем году вышло наиболее интересное в историософском плане эссе "Шестая печать", где проводилось рассуждение о конце истории, мировом апокалипсисе, но не как о вмешательстве потусторонних сил, а бытовом явлении, капитуляции высокой культуры перед серостью и ординарностью, угрозой негритянской революции и нашествия желтой расы. Это позволило А. Небольсину констатировать: "Н.И. Ульянов охвачен неким беспокойством. Он духовно близок Флоберу, жестоко карающему обывателя, он не признает "поэзии пошлости"... Его выступление против лавочной духовной буржуазии напоминают мне свободолюбивое ницшеанство Шестова, братство Леонтьева и Бердяева" 41 . Когда Ульянов предложил эту работу редактору "Воздушных путей" Р.Н. Гринбергу, тот был в полном недоумении: гибель мира? - уж не из страха ли перед негритянской революцией и китайским нашествием? Но прошло лишь несколько лет, и последнее уже не стало восприниматься в качестве фантастики: столкновение на Даманском и других приграничных с СССР участках, пропаганда воинствующего маоизма, "хунвэйбиновщина", "черный радикализм" в США, африканские заимствования в американской молодежной культуре.

В 1966 г. вышла монография "Происхождение украинского сепаратизма", до сих пор пока единственное глобальное исследование по данному вопросу. Как резюме исследования Ульянов проводил мысль как раз об искусственном, надуманном характере всего сепаратистского движения: "В противоположность европейским и американским сепаратизмам, развивавшимся, чаще всего, под знаком религиозных и расовых отличий либо социально- экономических противоречий, украинский не может оставаться ни на одном из этих принципов. Казачество подсказало ему аргумент от истории, сочинив самостийническую схему украинского прошлого, построенного сплошь на лжи, подделках, на противоречиях с фактами и документами", - а потому, помимо этих сомнительных историографических построений, нет действительных причин обособления украинского и российского государства.

Из прочих произведений Ульянова шестидесятых, по своей важности в историографическом плане следует выделить книгу "Замолчанный Маркс" (1969). Чем мог привлечь русскую интеллигенцию К. Маркс с его учением о пролетариате, совершенно не подходящим к русской действительности? Ульянов давал на это вполне однозначный ответ, собрав уникальную подборку высказываний классиков марксизма, не заставлявших сомневаться в общей славянофобской направленности их воззрений и деятельности, нашедшей благодарный отклик среди русской "смердяковщины".

Это был период наибольшей творческой активности. Начиная с семидесятых годов, ситуация резко изменилась - хлынула "третья волна", и неудобные западным службам во всех отношениях "второволновики" стали повсеместно вытесняться новой генерацией. Расхождение в системе ценностных предпочтений было принципиально. В. Бондаренко пишет в этом связи: "Историки ди-пи - это был последний щит на пути грязного потока русофобии, разлившегося ныне по многих центрам Европы и Америки. Пока слависты и советологи всего мира общались с Авторхановым, Ульяновым, Самариным, Ржевским, Филипповым и другими профессорами, выходцами из послевоенной эмиграции, идея антикоммунизма во многих центрах славистики была отделена от антирусских, антигосударственных концепций" 44 . Не случайно, в 1973 г. Ульянов, не только в связи с преклонным возрастом, был отправлен в отставку из Йельского университета. На это, возможно, повлияла наступившая в том же году смерть покровительствовавшего ему до тех пор Г.В. Вернадского. Количество новых публикаций работ Ульянова после его университетской отставки резко сократилось. Одну из наиболее интересных в историографическом отношении работ семидесятых "Петровские реформы", где предлагалась модная для эмигрантской печати апология Петра I, удалось издать усилиями жены и друзей только в 1986 г., уже после смерти историка.

Следует также обратить внимание на работу "Роковые войны России" 1976 г. Вся внешнеполитическая деятельность, проводимая русскими императорами после Петра I, с постоянным ввязыванием во всевозможные конфликты на европейской арене, расценивалась им как противоречащая геополитическим интересам России, ведущая ее к последующей катастрофе: "Вместо накапливания хозяйственных и культурных сил, совершенствования армии, ослабления внутренних противоречий, проведения давно назревших реформ - они безрассудно расходовали энергию империи на разорительные, ничем не оправданные войны".

Как бы в продолжение указанной проблематики в 1977 г. отдельной книгой в Нью-Хейвене был издан исторический роман из жизни императорского окружения - "Сириус", хронологически охватывающий период от 1914 г., начала наиболее "роковой" из этих войн, до ликвидации монархии в 1917 г. Свое отношение к фигуре последнего русского самодержца, которого он считал ответственным в гибели Российской империи, Ульянов выразил словами, вложенными им в уста Николая Михайловича Романова: "Ему, видите ли, стыдно за нас перед Россией!.. А нам за него не стыдно? Ведь еще не было такого киселя на троне. В ногах нам валяться у России и тогда не вымолим прощения за такое исчадье. Ни уха, ни рыла не смыслит в государственном управлении, в министерства набрал отменную дрянь, армию заполнил куропаткинцами и сам поступил под команду жены. Кто из наших царей доходил до такого падения?"

После оставления преподавательской деятельности, учитывая вместе с тем стабильное материальное положение, у Ульянова появилась возможность путешествий в Европу, куда он старался выезжать чуть ли не ежегодно. Более всего он любил Италию, не современную, а "мертвую", античную, и за это умерщвление не мог простить пришедшего ей на смену христианства, отдавая предпочтение Аполлону перед Христом. Эти путешествия вылились в особые очерки, представлявшие собой историко-филосовскую эссеистику.

Кроме того, Ульянов в последние годы сосредоточился на систематизации и некоторой литературной корректировке написанных ранее трудов, что позволило выпустить отдельными книгами несколько сборников: "Диптих" (1967), "Под каменным небом" (1970), "Свиток" (1972), "Спуск флага" (1979), "Скрипты" (1981).
Восьмидесятилетнюю годовщину уже умиравшего ученого не посчитали нужным отметить ни в одном эмигрантском издании. Только наступившая двумя месяцами позже - 7 марта 1985 г. смерть вызвала широкий общественный резонанс и привлекла на некоторое время внимание. Похоронен он был в Нью-Хейвене на Йельском университетском кладбище. Только в 1990-е годы на творческое наследие Ульянова было обращено внимание в отечественной печати: изданы некоторые его произведения, вышел ряд статей, посвященных биографии ученого 50 , в 1996 г. состоялась защита кандидатской диссертации "Исторические взгляды Николая Ивановича Ульянова", а в 1997 г. выпущена монография "Историография русского зарубежья: Николай Иванович Ульянов". В настоящее время стоит вопрос о дальнейшей популяризации его творчества, научной и практической апробации исторических воззрений.

Литература:

1. Багдасарян В.Э. Исторические взгляды Николая Ивановича Ульянова: Автореф. дис. на соискание ученой степени канд. ист. наук. М., 1996.
2. Багдасарян В.Э. Историография русского зарубежья: Николай Иванович Ульянов. М., 1997.