Широкую известность Ульянову принесла его речь, расцененная как "скандал", на Дне русской культуры в Касабланке 5 августа 1951 г., где он впервые публично выступил под своей настоящей фамилией. Отмечая славянофильские умонастроения, когда на щит поднимались этнографические ценности, а российская эмиграция рассредоточилась по землячествам - сибиряков, малороссов, кавказцев, Ульянов говорил, что "Наша культура не местная, а всемирная. Вот почему нам не след уходить в этнографию, рядиться в сарафаны, косоворотки и распространять запах блинов и пельменей. Оставаясь национальными, мы больше всего должны ценить и развивать в себе мировые общечеловеческие устремления", (та же идея получила последующее развитие в работе "Русское и Великорусское", 1967 г.).

В 1952 г. в знаменитом Чеховском издании в Нью-Йорке публикуется задуманный им еще в войну исторический роман, повествующий о скифском походе Дария I, - "Атосса", многократно переиздаваемый впоследствии. С художественной стороны его высоко оценивали такие специалисты в области литературы, как Н.Н. Берберова, Г.П. Струве, П. Муравьев, а В.Л. Пастухов по стилистическим качествам даже проводил аналогии с знаменитой трилогией Д.С. Мережковского.

Проживая в Марокко, где отсутствовали какие-либо русскоязычные издательства и литература, Ульянову приходилось посещать Париж, что позволило ему довольно близко сойтись с В.К. Зайцевым, Н.О. Лосским, Н.Н. Берберовой, И.В. Одоевцевой, Г.В. Ивановым, Н.М. Херасковым, А. Мазоном, В.В. Вейдле, М.А. Алдановым, П.Е. и С.П. Мельгуновыми. Последний очень много сделал для Ульянова, способствовал переправке в Марокко, будучи редактором "Возрождения" и "Российского демократа", обеспечил его возможностью публиковаться и сделать научное имя, что, в условиях эмигрантской борьбы за сферы политического влияния, независимому историку сделать было проблематично. Партийность науки и литературы была характерна не только для Советской России, но и, в не меньшей степени, для зарубежной; за всеми крупными эмигрантскими деятелями и учеными стояла та или иная политическая организация. Ульянов по этому поводу писал: "В своем падении мы зашли так далеко, что научились на саму культуру смотреть, подобно большевикам, сквозь призму партийности: делим ее на "правую" и "левую" и травим, либо поощряем (чаще, конечно, травим), в зависимости от нашей принадлежности к тому или иному лагерю. Надпартийное, общенациональное восприятие русской культуры угасает в эмиграции. Печать уже почти сплошь узко партийна, издания типа "Современных Записок" сделались величайшей редкостью. Свободному творчеству и росту талантов наглухо закрывается дверь. Писатель ныне, чтобы быть напечатанным, должен увиваться около какой-нибудь политической организации, кадить ей, быть ее Демьяном Бедным. Его уже, как в Советской России, расценивают не по таланту, а политическому созвучию". Такая ситуация заставила его самого, видевшего в политике главное зло эмигрантской жизни, также искать "политическую крышу", которую он и нашел в лице созданного С.П. Мельгуновым в 1947 г. "Союза борьбы за свободу России". Оставаясь членом этой организации вплоть до ее ликвидации в 1961 г., он при этом ни в чем не разделял ее программных установок, энэсовских увлечений С.П. Мельгунова, и пришел туда только в силу личных симпатий испытываемых к последнему. К тому же С.П. Мельгунов с 1950 г. возглавлял создаваемый им Координационный центр антибольшевистской борьбы (КЦАБ), в ведомство которого тогда относилось и радио "Освобождение", ныне известное как "Свобода". Благодаря покровительству Мельгунова на работы Ульянова обратили внимание и иностранные советологи, что нашло свое выражение в приглашении в 1953 г. Американским комитетом по борьбе с большевизмом на должность главного редактора русского отдела названной радиостанции. Но проработав на посту редактора три месяца, не соглашаясь с методами пропаганды и идеологическими предписаниями насаждаемыми американской администрацией, вынужден был его оставить и, в очередной раз, сменив место жительства, в мае 1953 г. переселился в Канаду.

Там, в Монреальском университете, он в 1955 г. прочитал курс лекций по истории русской революции, а помимо этого устраивал на общественных началах бесплатные чтения в молодежном кружке, организованном на квартире эмигрантов Сливицких, именуемом как Свободный университет. Переезд его в "страну кленового листа" был связан с гораздо лучшими условиями для исследовательской работы, созданными за океаном. К тому же Канада, как давнишний центр украинской эмиграции, позволяла Ульянову получить необходимый материал для будущей монографии "Происхождение украинского сепаратизма".

Но в "украинофильском" Монреале, где действовали всякого рода оуновские группировки, Ульянов, который не только подвергал критике их историческую доктрину, но и вообще ставил под сомнение реальность такого феномена как украинская нация, не имел возможности длительного там пребывания и 4 октября 1955 г. снова переехал, на этот раз в Нью-Йорк. Там пробыл сравнительно недолго, всего несколько месяцев, но при том сумел завоевать себе широкую аудиторию своими публичными докладами, довольно часто организуемыми в Обществе друзей русской культуры. В это время, в 1956 г., в университете (Нью-Хейвен, штат Коннектикут) ушел в отставку с преподавательской работы патриарх русской исторической мысли за рубежом Г.В. Вернадский. При участии последнего на его место пригласили именно Ульянова, которому и была предложена должность лектора по русской истории и литературе. Кроме того им читались спецкурсы "Театр и драматургия в России" и "История русской культуры". Квартира Ульяновых в Нью-Хейвене использовалась в качестве места полемических дискуссий, частыми посетителями которой являлись лично близкие ее хозяину люди: историки С.Г. Пушкарев с сыном, Г.В. Вернадский, М.М. Карпович, писатели А. Парри, Р. Герра, М. Коряков, декан Св. Владимирской академии А. Шмеман.

Одним из первых трудов Ульянова этого периода явилась опубликованная в "Новом Журнале" от 1956 г. работа "Комплекс Филофея", посвященная генезису концепции "Москва - третий Рим", высоко оцененная специально занимавшимся этим вопросом М.М. Карповичем. К тому времени в эмиграции хрестоматийным стало утверждение о русском мессианстве, трансформировавшемся посредством указанной доктрины в политическую идеологию, а отсюда в российский и даже позже в большевистский империализм. Ульянов подобрал материалы, доказывающие иноземный характер этой концепции: с одной стороны, южнославянский, а с другой, католический, как намерение столкнуть Москву с османами. Формула Филофея была, по мнению Ульянова, чисто религиозной, а не политической, да и официальным курсом она тоже никогда не являлась.

Не менее важной получилась работа, увидевшая свет в том же году, где он излагал свое понимание природы национального в контексте мирового исторического процесса, - "Патриотизм требует рассуждения". Комментируя эту свою работу, в ответе, адресованном ее критикам, он разъяснял: "Национальное пробуждение самосознания представляется мне не светлым праздником, а явлением весьма мрачным с точки зрения судеб нашей культуры. В нем - все "болезни века" - прекращение культурного творчества, гибель оплотов цивилизации, зародыш государственного политического уродства в виде тоталитарных режимов. Важнейшим последствием процесса "осознания" своей национальности я считаю умерщвление души нации - того единственного, неповторимого, что в ней есть, и что составляет основу ее творческой жизни".

Эти критики в основном группировались вокруг "Социалистического вестника". Главное недовольство вызвала не историческая часть, а упоминаемые политические фигуры у Ульянова стали усматривать "крамольный", направленный на их партийный блок, смысл. Но особенно в штыки была встречена серия работ Ульянова по истории русской интеллигенции, таких как "Ignorantia est", "Интеллигенция"," Необъяснимое" и др., где он развивал старую веховскую традицию, трактуя интеллигенцию в качестве особого "духовного ордена". Ее своеобразие он видел в антинациональном характере деятельности, с одной стороны, и в слабой культуре умственной организации, с другой. Через "Социалистический вестник" (М. Вишняк, Б. Николаевский, Р. Абрамович) была организована настоящая травля Ульянова, к научным вопросам не имеющая никакого отношения, прерванная только вследствие ликвидации самого журнала в 1963 г. Было заведено "дело Ульянова", стали собираться сведения о его советской биографии, известный историк Б.И. Николаевский даже написал специальный очерк, где посредством некоторой подтасовки фактов представил из него видного коммунистического ответственного работника.