В конце августа 1921г. большевистская власть расстреляла поэта Николая Гумилева.
Он был в числе большого списка т.н. «таганцевского заговора».
Лишь одно бы принял я не споря —
Тихий, тихий золотой покой
Да двенадцать тысяч футов моря
Над моей пробитой головой.
Николай Гумилев
Список расстрелянных по «таганцевскому делу» большевики вывесили 1 сентября. Петроград замер в оцепенении, Москва не верила в произошедшее. Остальная Россия жила в своих муках, меньший или больший беспредел шел по всей бывшей российской империи. Чекисты устанавливали власть, страна входила в эпоху трагедии.
Историческая справка. «Красный террор» поставил перед сотрудниками ВЧК невиданную до того в России задачу уничтожения заключенных, поставленного «на поток». В Петрограде за один 1918 год чекистам нужно было умертвить минимум 1169 человек (по официальной статистике). Это требовало новой методики исполнения смертных приговоров.
Мы не знаем могилы Николая Гумилева. Вроде бы на станции Бернгардовка, но места этого уже не найдешь. Как не найти могил Мандельштама, Цветаевой. Поэт Осип Мандельштам, друг Гумилева, замечательно сказал, что поэты в 20-м веке "гибли с гурьбой гуртом". Если в 19 веке была дуэль - Дантес стреляет в Пушкина, Мартынов стреляет в Лермонтова, то в 20-м веке в одном рву расстреливают 60 человек, среди них поэт, в другом рву расстреливают 100 человек, среди них поэт. Так погиб Гумилев, так погиб Мандельштам, так погиб Даниил Жуковский, так гибли поэты-жертвы и нацистского режима. Это 20-й век.
Гумилев стал одним из символов «серебряного века». И в его гибели есть не только трагическая, но и символическая сущность: культурный ренессанс в России был уничтожен, как был убит и его поэт. С семнадцатым годом отчетливо вошло понятие «лишнего» человека, внутренний духовный мир человека государству неинтересен, культура становится обслугой государственных идей, культура становится «факультетом ненужных вещей». С семнадцатым годом в Россию ворвались голод, холод, страх, смерть и кровь заполонили улицы, уничтожались целые сословия, сместились все параметры духовно-нравственных устоев, обесценивалось понятие семьи; террор, то красный, то белый, гражданская война, беспощадная, неостановимая. Брат на брата. Стихи были его жизнью. «Впечатления бытия» он ощущал постольку, поскольку они воплощались в метрические строки. Отношение к слову было для него духовным мерилом.
Потрясенный гибелью Гумилева, Александр Амфитеатров, рассуждая о нем, заметил: Поэзия была для него не случайным вдохновением, украшающим большую или меньшую часть жизни, но всем ее существом.
Поэзия всегда выше быта. Ахматова вспоминала: - Получал для себя лекарство на чужую фамилию. И объяснил: - Болеть – это такое безобразие, что даже фамилия не должна в нем участвовать.
Представитель литературоведческой школы т.н. «вульгарного социологизма» В.Ермилов, спустя годы после казни Гумилева, обвинял поэта и в буржуазности, и в милитаризме, и в вычурности. «…романтика проливающейся крови влекла к себе Гумилева. Жизнь, разрушение старых ее форм, строительство новых, казалось ему бессмысленным, обреченным». Время победило физическую смерть Гумилева, время обратило в прах всю советскую идеологическую шумиху, связанную с его творчеством. Уже современник Гумилева Юрий Айхенвальд писал о жизни поэта, как о рыцарском подвиге.
… Есть Бог, есть мир, они живут вовек,
А жизнь людей — мгновенна и убога.
Но все в себе вмещает человек,
Который любит мир и верит в Бога.
Николай Гумилев
Нина Яковлева, региональный центр чтени
