Можно ли идентифицировать литературного персонажа с жизненными реалиями? Об этом читайте в романе Александра Терехова "Немцы", лауреата премии "Нацбест" 2012.

«Немцем у нас называют всякого, кто из чужой земли, хоть будь он француз, или цесарец, или швед – всё немец». Николай Гоголь «Ночь перед Рождеством», примечания.

Его часто спрашивают: - Почему «Немцы»? Что за название…

Писатель отвечает: - Читайте…

На самом деле проще некуда. Немцы – служащие юго-восточной московской префектуры,  друзья, семья.  Немецкие имена совершенно в русском обличье. Как заметила современный историк Ольга Елисеева: - Что такое "русскость" в российской империи? Человек мог оставаться немцем и в то же самое время быть русским, то есть принять особенности быта, жить как русский человек.  В нашем случае ассимилировалось все и давно. Главный герой романа Эбергард успел схватить и отложить в памяти многие особенности советского существования. Это не потомственный establishment. «Эбергард думал: никогда, небось, не полол он картошки, и не тащил мешок сахара с «Бежецкой» кольцевой на радиальную, и не ходил неделю счастливым покупкой матери сотни крышечек для консервирования…»  А заглавие как норка для писателя, - «и не здесь это, и не сейчас, и не наши это, а немцы…»

На фоне чиновничьих интриг красной нитью проходят драматические взаимоотношения отца с маленькой дочерью. Пожалуй, эта тема и делает книгу осмысленной, вменяемой. А иначе для чего тогда эти почти 600 страниц. Дефиниции коррупции и современной политики становятся жалки и ничтожны перед жизненными драмами, восходом и закатом солнца.

Все в мире просто, необычайно…

Я знаю меньше, чем знала встарь.

Над миром тайна и тайна в мысли,

А между ними - земной алтарь. Аделаида Герцык

… здесь громыхали трамваи, набрав полные рты пассажиров, и по ним барабанили сиреневые тени веток, и вдоль трамвайных рельс сочилась серая вода, с хриплым дыханием гребли дворницкие лопаты, оглушительно лаяли собаки, и липкие почки узелками путались в нитях растянутых веток – это возрождались опиленные тополя, заново, в обход, сквозь запекшиеся раны, распуская сабельки, вихры, занимаясь зеленым пламенем, обсаживаясь бледно-зелеными, чистыми до нетвердости какой-то листьями, и легкий зеленый ветер скоро уже качался повсюду в древесных кронах.

Думаю, что такие строки и делают писателя писателем. Именно в них хочется вчитываться и ловить каждое слово. Абзацами-островками они появляются в романе, и являют собой образцы русской классической прозы. Удовольствие получаешь от воздуха метафор, аллегорических изложений.

Зима прошла, шла и прошла стремительно, летела сквозь, не замораживая, ввывешивала солнце и полыхала в окно около полудня, а потом натянулись березовые струны, из-под снега вылезли космы спутанной, как спросонья травы, под балконами обнажились дорожки сигаретных окурков, грибами полезли из-под снега бутылки, пришло тепло, не похожее на весну, плюс, перекликались капли осторожно и редко, и ветер покачивал «тарзанку» на ветке, сделанную из пожарного рукава…

Герой романа Эбергард живет в двух пространствах: внутреннем и внешнем. Они для него как стихии огня и воды, - одна обжигает неразрешимостью, другая погружает в бездну бессмысленности.

Очерченный круг, в котором живут персонажи романа, сплошь розы и шипы. Сладость власти и денег сменяется страхом быть уничтоженным, раздавленным, выброшенным из круга. Роман – замечательное пособие на тему сохранения достоинства.

Заунывно-очумелое описание чиновничьих интриг вдруг взрывается сатирическими брызгами, и кажется, что так под хохот и уйдем в небытие. Один из персонажей, художник Дима Кириллович жалостливо признается:  - … Я и так лизал, и так лизал, и царапался, и впрямую уже просил, и вроде довольны, хвалят, а к деньгам не подпускают…

Можно потеряться во властных коридорных  интригах, «но есть экология духа» (Андрей Вознесенский), а это поважнее.

Нина Яковлева, региональный центр чтения