Ольга Логош
Сфера интересов известного философа и культуролога Михаила Наумовича Эпштейна поистине универсальна: от метафизики русской классики и теории постмодернизма до изобретения новых слов и гуманитарных дисциплин. Хотя ученый живет и работает в США, он много печатается в России. Только за последние два года здесь вышло пять его книг.
Михаил Эпштейн — заслуженный профессор теории культуры и русской литературы университета Эмори (Атланта), член российского Пен-клуба и Академии российской современной словесности. Энергичности профессора Эпштейна можно позавидовать: он входит в редколлегии американских научных журналов, является соредактором книжной серии "Тела мысли" в петербургском издательстве "Алетейя". У него несколько сетевых проектов и сайтов, включая "Виртуальную библиотеку", где представлены электронные версии многих его книг и статей (http://www.emory.edu/INTELNET/virt_bibl.html). Ученый удостоен премии Андрея Белого (1991), американской премии "Liberty" (2000) и других престижных литературных премий. Во время летнего визита в Петербург Михаил Эпштейн дал интервью для журнала ПИТЕРBOOK.
Ольга Логош: Михаил Наумович, Вы преподаете в США, в университете Эмори. А с чего Вы начинали? Где учились?
Михаил Эпштейн: Я закончил филологический факультет МГУ. Работал корректором в издательстве "Транспорт", в Институте мировой литературы, преподавал на подготовительных курсах МЭИ. Писал статьи, в 1978 году вступил в Союз писателей. В конце 1980-х мне предложили поработать приглашенным профессором в одном университете в США. Затем я получил постоянное место.
О. Л.: Правда ли, что в 80-е Вы создали в Москве несколько творческих объединений?
М. Э.: Да, это было замечательное десятилетие. Началось с того, что я почувствовал острую потребность в таком жанре, который соединял бы особенности философии, художественной словесности и документального, дневникового письма. Это жанр эссе. В то же время я ощущал потребность в общении, которое было бы творчески содержательным. Тогда родилась такая форма коллективной импровизации — "Клуб эссеистов", он существовал с 1982 до 88 года. Обнаружилось, что можно быть вместе и при этом не терять себя, а напротив, резонансом усиливать частоты творческих колебаний друг друга. Мы собирались раз в три недели, писали эссе-импровизации, читали их друг другу, обсуждали, потом все это складывалось и принимало вид маленькой энциклопедии данной темы. В 86 году я основал клуб "Образ и мысль" при одной из московских библиотек. Мы создали банк новых междисциплинарных идей в гуманитарных науках, у нас была своя система оценок идей по различным категориям. По сравнению с камерным "Клубом эссеистов" это была гораздо более широкая форма публичных дискуссий. Третья, еще более публичная форма, — Лаборатория современной культуры в Творческом экспериментальном центре, 1988-89. Наши вечера, дискуссии по гуманитарным проблемам, собирали сотни слушателей.
О. Л.: В Америке Вы выпустили книгу "Транскультурные эксперименты: российская и американская модель творческой коммуникации". Так чем же отличается американская модель от российской?
М. Э.: Там немножко о другом. Речь идет о теории транскультуры, которая вызрела на почве российской культурологии и противостоит американской теории мультикультурализма. Эта теория меня, честно говоря, очень беспокоит, потому что ведет к созданию взрывоопасного общества, где утверждается принципиальная несовместимость, непереводимость языков. Каждый гендер, каждая этническая группа имеет свою культуру и должна ею гордиться. А теория транскультуры полагает, что каждая культура должна не гордиться своей идентичностью, независимостью, а наоборот, проявлять смирение, быть открытой другой культуре. Культура освобождает нас от природы (вместо простого удовлетворения голода у нас есть ритуал застолья), но при этом она создает собственную систему зависимостей. Транскультура освобождает от культуры, к которой ты принадлежишь по рождению, по воспитанию. Транскультура — это бытие на перекрестке культур, свобода переходить из культуры в культуру не для того, чтобы сменить одну на другую, а чтобы просто не задохнуться в любящих объятьях собственной. Мераб Мамардашвили говорил, что любой человек имеет право перешагнуть границы своей культуры. Это идея не политической, а культурной свободы. Как ни странно, именно эта мысль может считаться еретической в современной Америке, потому что принято: каждый представляет только свою культуру. Подробнее об этом можно прочитать в февральском номере журнала "Звезда" (2006), в моей статье "Нулевой цикл столетия". В этом году я буду вести там раздел "Философский комментарий".
О. Л.: У Вас невероятно широкий круг интересов: культурология, философия, поэтика, история литературы, религиоведение… Какие сюжеты интересуют Вас как литературоведа?
М. Э.: Я недавно закончил книгу "Слово и молчание. Метафизика в русской литературе". Две другие мои книги — "Постмодерн в русской литературе" и "Природа, мир, тайник вселенной..." Система пейзажных образов в русской поэзии". Теперь меня интересует не столько литературоведение, сколько "литературоводство", не изучение литературы, а обнаружение пробелов в литературном процессе и опыт проектирования новых художественных стратегий.
На первом уровне культуры находятся поэзия, проза, разные виды искусства, на втором — литературоведение, искусствознание. Я хотел бы выстроить третий уровень. Вопрос в том, как, изучая эти предметные области, их изменять, трансформировать? По-английски я назвал новые дисциплины technohumanities, от слова "techno" — "искусство, ремесло, мастерство"; по-русски — литературоводство, искусствоводство… Вот Андрей Белый, Вячеслав Иванов — кто они были? С одной стороны, поэты, прозаики, с другой — теоретики. Но у них была еще одна роль — программиста, вдохновителя новых литературных движений, в данном случае — символизма. Литературная теория, прежде всего, создается в жанре манифеста, а не учебника или трактата.
О. Л.: Вы ведь сами составляли манифесты?
М. Э.: Вот именно, манифесты. Вот, взгляните, в книге "Постмодерн в русской литературе" (М., "Высшая школа", 2005) — манифесты новой поэзии 80-х, тезисы о метареализме и концептуализме. Например, метареализм, метафизический или метафорический реализм — это реализм не одной реальности, а многих. Существует реальность, открытая человеку, а есть реальность, открытая зрению муравья, есть горний полет ангелов… Метареалисты пытались построить многомерность внутри каждого стихотворения, обнаружить превращаемость одного мира в другой. Поэзия метаморфоз, прием метаболы, когда, например, в стихотворении Ивана Жданова, 'небо, помещенное в звезду, — ночь". Поэзия возвращения к мифу, то есть истинному превращению вещей.
О. Л.: Правда ли, что Вы разработали концепцию нового жанра — однословия?
М. Э.: Самым коротким литературным жанром считается афоризм. Но еще футуристы — Хлебников, Крученых — допустили, что может быть произведение в жанре одного слова. Да, в жанре однословия слово — это предмет и одновременно результат литературного творчества. У меня есть статья "Слово как произведение. О жанре однословия" на: http://old.russ.ru/antolog/intelnet/ds.odnoslovie0.html Да и сам я работаю в этом жанре. Число моих однословий приближается к тысяче. Еженедельно я рассылаю их подписчикам в электронной рассылке "Дар слова. Проективный словарь русского языка". На сайте http://www.russ.ru/antolog/intelnet/dar0.html можно найти все выпуски с 2000 года и форму для подписки (естественно, бесплатной). Существует еще и словарь моих английских однословий-неологизмов "Prediction ary": http://www.emory.edu/INTELNET/ predictionary . html
О. Л.: Недавно у Вас вышел двухтомник эссе. Представьте, пожалуйста, эту книгу.
М. Э.: Как я уже сказал, жанр эссе позволяет сочетать дневник, рассказ и трактат. В этот двухтомник вошли эссе, написанные за 27 лет, с 1977-го до 2003 года. Первый том называется "В России", второй — "Из Америки". В каждом 11 разделов — пространство, природа, цивилизация, личная жизнь, язык, вера и т. д. Заканчивается все это теорией эссеистического жанра. Это попытка создать панораму двух континентов, двух стран, двух культур посредством жанра эссе. Разрушить авторитарные мифы, идиомы, культурные стереотипы, существующие и в России, и в Америке, и воссоздать из их элементов новые иронико-лирические мифы.
О. Л.: Как Вы думаете, прижился ли жанр эссе в русской литературе или это по преимуществу западное явление?
М. Э.: Действительно, кто из русских классиков занимался эссеистикой? Публицистикой — да, но эссеистика — совсем другое. А сейчас это самый ходовой жанр. Слово "эссе" буквально означает попытку, опыт, эксперимент. Меня в эссе привлекает, что оно соединяет дерзость предпосылок, дерзость видения — и кротость выводов. Когда я прочел "Мифологии" Ролана Барта, то понял, что это примерно тот же жанр — жанр анализа и расщепления официальных мифологий и создания личной, экспериментальной мифологии, которая может распространиться в кругу близко мыслящих людей.
О. Л.: Кажется, Вы выпустили 17 книг или уже больше?
М. Э.: Я и сам уже сбился со счету. Если иметь в виду все издания и переводы, то 30 книг, только первоиздания — 17.
О. Л.: У Вас выходит авторская книжная серия в Самаре...
М. Э.: Да, это, собственно, собрание сочинений, оно называется "Радуга мысли. Собрание работ в семи дисциплинах". В радуге семь цветов, и каждому цвету соответствует своя дисциплина. Мои книги по лингвистике, словари будут выходить в красном цвете, книги по культурологии — в оранжевом, по литературоведению — в желтом. Эссеистика — в зеленом, идеография, история и теория идей — в голубом, философия — в синем, религия и мифология — в фиолетовом. В каждом разделе будет по два-три тома. Всего планируется двадцать книг, большая часть уже написана, но я хочу их радикально доработать.
О. Л.: Расскажите, пожалуйста, о Ваших сетевых проектах.
М. Э.: Главный из них — "Книга книг", словарь-антология альтернативного мышления на: http://www.emory.edu/INTELNET/kniga_knig.html
Это попытка воссоздать то многообразие интеллектуальной жизни, которое могло бы состояться в России XX века, но не состоялось. Я пишу фрагменты ненаписанных книг от имени людей, которые не смогли стать мыслителями, писателями или погибли в концлагерях. Это попытка создать проект маленькой библиотеки, во всех гуманитарных областях — философии, лингвистики, филологии, культурологии — и предложить тексты всем желающим, чтобы они самостоятельно превратили их в свои статьи, книги, исследования. Пункт общественной раздачи идей, замыслов, проектов. Мне хочется, чтобы это состоялось, чтобы эти семена где-нибудь когда-нибудь взошли. Проект начался в 98 году и был сначала рассчитан на 10 лет, но, наверно, растянется, лет на 20, "ебж", как говорил Лев Толстой ("если буду жив").
Другой, более практический Интернет-проект — уже упомянутый проективный словарь русского языка "Дар слова". Это уже не литературоводство, а языководство. Каждое воскресенье я рассылаю подписчикам несколько новых слов и понятий, которые предлагаю ввести в русский язык. Это слова с толкованиями и примерами употребления. Некоторые слова стали входить в язык: метареализм, солночь, своеправие, транскультура, видеология, эротикон, хроноцид, осЕтить, любля, ёмь, ярить, реал… Мне кажется, слово "совок/совки" вошло в язык из моей книги "Великая Совь", которую я читал по "Би-би-си" в 1989 году. Мне пишут, присылают слова, я охотно выпускаю гостевые выпуски. У меня сейчас почти 3 тысячи подписчиков. Кстати, в англоязычном Интернете очень популярна рассылка "A word a day", "По слову в день", у нее около 5-7 миллионов подписчиков. Ее ведет американец индийского происхождения, причем слова он берет готовые, из существующих словарей, и подписка пользуется огромной популярностью. Я подумал: ну зачем же рассылать слова, уже внесенные в словари? Надо расширять существующие словари! Об итогах, точнее, о процессе читатели сами могут судить, зайдя на сайт: http://www.emory.edu/INTELNET/dar0.html
Русский остро нуждается в творческом обновлении и пополнении своего лексического запаса, на наших глазах он превращается в свалку механических заимствований из английского. О современном бедственном состоянии нашего языка — моя статья "Русский язык в свете творческой филологии" в первом номере "Знамени" (2006). См.: http://magazines.russ.ru/znamia/2006/1/ep13.html
О. Л.: На своем сайте Вы объявили, что задумали составить целый ряд проективных словарей. Что это за словари?
М. Э.: "Философский проективный словарь" вышел в Петербурге, в "Алетейе", под редакцией Г. Л. Тульчинского и моей. Там 165 новых терминов, в том числе около 90 моих. Я хотел бы издать еще проективный словарь гуманитарных наук. Это будет научный словарь новых понятий, таких, как "культуроника", "протеизм" и т. п. Все, что делает филолог или философ, — расширяет сферу говоримого, мыслимого, а значит, и делаемого. Именно расширение словаря, расширение способов мышления и действия — то, чем я занимаюсь. Это философия возможного, лингвистика возможного, культурология возможного…
О. Л.: Это объединяет все Ваши занятия в различных сферах?
М. Э.: Да, совершенно верно. И эпиграфом к этому могут служить слова Хлебникова:"Слово управляет мозгом, мозг — руками, руки — царствами".
О. Л.: Как обычно, в конце разговора хочу спросить о Ваших планах. Что Вы собираетесь выпустить в ближайшее время?
М. Э.: Готовится к выпуску "Метафизика русской литературы" в "Высшей школе". Должна выйти книга "Философия телесности", про осязание, эрос, груминг. Наряду с этим у меня есть договор на книжное издание "Проективного словаря русского языка".
О. Л.: Спасибо. Желаю Вам творческих успехов.
М. Э.: Спасибо, я Вам благодарен за этот разговор. Вы очень хорошо подготовились.
Источник: http://www.krupaspb.ru/piterbook/ot_avtora/ot_avtora_arh_epsht.html
